[Агентство] [Журнал] [Дизайн-студия]
[Сотрудничество] [Сплетни] [Обратная связь]

- Но любая мистика должна иметь под собой основу. Женские головки в виде кошек, наверно, что-то символизируют?
- Однажды я прочитал книгу «Женщина-кошка». Ее написал один француз. Фамилия его, кажется, Ганг. В 63 году эта книга просто перевернула мысли французов, их представления о людях, о женщинах. Эта книга своего рода исследование: автор изучал своих жен, любовниц и пришел к выводу, что любая женщина по сути своей - кошка. Мысль мне пришлась по душе, я ее просто размножил, развил. Женщина - кошка, но кошки ведь все разные: сиамская, персидская...

- Тигр тоже из семейства кошачьих.....
- Да, конечно. Есть у меня и тигр. Но для меня женщина не вместилась в рамки кошачьих. Пришлось разнообразить, и появилась, к примеру, женщина-птица.

- Получается, вы пишете впечатление...
- Да. Ты пишешь восприятие. Все говорят, вот, мол, идеальная женщина. А ты увидел родинку на щеке, и она тебя раздражает. Для тебе уже нет идеала. Может быть, этой родинки на самом деле и нет, она придумана тобой, а образ разрушен.

- Никас, а что вас раздражает в человеке больше всего?
- Глупость.

- Но родинка и глупость понятия несопоставимые...
- Когда человек тебе в силу чего-либо не нравится - тебя в нем все раздражает. Нет идеальных людей. Все зависит от твоего подхода. Когда женщина смотрит на своего ребенка-уродца и умиляется, «какой красивый», она имеет на это право. А ведь объективно он некрасив.

- Однако есть и иной подход: «Мой ребенок не красавец, не самый умный, но это мой ребенок».
- Человек имеет право на заблуждения.

- В чем для вас понятие успеха?
- Когда меня спросили, был ли у меня звездный час, я ответил, что не был. Все, что пока происходит, - бледные попытки его подготовить. Хотя жизнь проходит, и иногда не замечаешь, что вся жизнь - это легкие прыжки куда-то в сторону. Не всегда вперед. Но ты думаешь, что это маленькие ступени. Твоя лестница в небо. У всех свои понятия. Я, например, не могу жить нигде, если у меня не будет замка, пространства. Будет замок - я буду спокоен. Мне необходима возможность знать, что я могу уйти в дальнюю комнату и отгородиться ото всех. А когда ничего у меня нет, начинается внутреннее недовольство, раздражение.

- Как вы заставляете себя двигаться вперед, есть ли какая-либо планка, которую необходимо преодолеть?
- Нет у меня планки. Мечта есть - залезть на небо, разложить белую скатерть, сесть напротив Господа Бога и рисовать его. Выше этого нет ничего.

- Каким образом сочетаются в вашем творчестве мечта о Боге и сюрреализм, иконы и кубическая «Кружевница»?
- Я изучал иконы и считаю, что есть патриотический момент отношения к иконе в России. Особенно для художника. Я не иконописец, но художнику необходимо знать классику. Это патриотизм, каждый должен быть патриотом. А иконописец должен быть верующим. Конечно, изучить можно все: систему йогов, философию буддистов. Но чтобы быть ими, нужно обладать определенным подходом к жизни. Я вижу, как некоторые мои близкие знакомые, среди которых есть звезды и кино, и эстрады, наблюдают, как со стороны в церкви на них смотрят, когда они молятся. Разве это вера? Это своего рода игра. Это не желание веры в Бога, а скорее нужда в нем. Все обращаются к Богу в силу своей слабости.

- Как вам удалось и сохранить общее впечатление от тропининской «Кружевницы» и в то же время написать ее в столь необычной манере?
- Это просто кубистический подход. Она так и называется «кубистический подход» к этой женщине. Иногда хочется что-то изменить в той или иной картине. Автор просто дал начало. Это как «Джоконда». Она может иметь множество продолжений. Если вы видели серию Дали - с усами, глазами, бородой. У меня она была за решеткой. То есть существует тема, задача. Это как школьное сочинение на заданную тему.

- Но ведь ваши пейзажи натуралистичны. Почему?
- Все зависит от задачи. Нельзя писать президента в стиле сюрреализма. Также нельзя нарушить природу. Можно только фантазировать на ее тему. Есть классические вещи. Если ночь такая, то она именно такая. Я могу добавить мельницу, которой не было, но изменить ночь я не могу. Добавлять туда летающие тарелки смешно. Я, в общем-то, реалист. Есть гармония. И безмолвная красота природы. И ее надо писать такой, как она есть. Невозможно ничего ни привнести, ни убрать. Конечно, существует фантазия. С одной стороны, король голый. Но есть и иная точка зрения, когда тебе говорят, а ты должен видеть. Сказка тоже ведь выдумка, но ты слушаешь ее с удовольствием. Когда ты ее слышишь, ты становишься Энштейном, творцом. Есть своя прелесть во всем: король-то не голый. Он идет, и все должны видеть его наряд. В этом есть сказка и красота. Просто существует менталитет неприемлемости.

- Как вы считаете, надо ли ломать стереотипы?
- Да, конечно. А точнее, его не надо утверждать. Можно принять буддизм как философию, но нельзя принимать его на веру и ввязывать в непригодную ситуацию. На севере люди не могут ходить голые, и проповедовать отказ от одежды возможно в Индии, но не на севере.

- А как тогда быть с преемственностью, традицией?
- Мы просто стараемся не усложнять программу жизни для своего близкого. Ребенок сам мира не понимает. Он принимает на веру все, что вы говорите ему, сказали. Вы научили его, что вилку нужно держать вот так и так. А позднее он изобретет «пятое колесо», сделает что-либо по-своему, и скоро все поймут, что так удобнее, и последует его примеру. В ситуации воспитания вы соглашаетесь с тем, что вам говорили родители, а ваши дети следуют за вами. Вы можете дать ребенку какие-то основные вещи. Вы же не говорите, что 2х2 это 5, вы говорите 2х2=4. Так удобнее. Но завтра он докажет, что 2х2=8.

- Так с чего нужно начинать?
- Начинайте с начала, с хаоса, воспитывайте понятия. Хороший абстракционист, такой как Пикассо, должен быть очень сильным живописцем. Потрясающим живописцем. Пикассо - тонкий художник и сам пришел к абстракции. Он имеет на это право. Человек, который не умеет работать в реалистической манере, не сможет работать в абстракции. Можно обмануть, но только простых людей, а не знатоков. Должен быть этап, к чему ты идешь. Твой путь должен быть очень грамотным, последовательным, закономерным. Так мы сначала изучаем математику, 2х2, потом геометрию, потом алгебру. Мы постепенно приходим к каким-то понятиям. Мы созреваем, создаем... В одежде мы тоже начинаем с классики, костюма, потом уже идем к блестящим тканям. Фантазия приобретает особую ценность благодаря истинному классическому восприятию.

- Можно сказать, что есть «модная» на какой-то момент жизни манера письма?
- Иногда я угождаю клиенту. Я понимаю, есть вещи, которые нужны. Так сказать, голь на выдумку хитра. Можно придумать все что угодно, но линия, которая идет, должна вовремя остановиться. Линия, которая продлевается слишком долго, становится смешной. Всегда нужно знать золотую середину.

- Скажите, а вы делаете копии своих картин?
- Стараюсь этого не делать, но иногда приходится. Вот есть у меня автопортрет и часто его просят на различные выставки, а музей, который взял эту картину в Ульяновске, не дает ее.

- Они не хотят выставлять ее?
- Это достаточно сложно. Они не имеют права, сначала необходимо написать заявление на имя министра культуры, потом ждать... Волокита может затянуться на полгода.

- Что вас привлекает в людях, которых вы пишете? - Когда пишешь портрет, трудно понять, что тебя влечет. Это твое нутро, твоя доброта, твой импульс, твое отношение к миру. Человек всегда говорит о себе. Все говорят о себе, и художник всегда пишет себя. Поэтому и невозможно понять, писал ли Леонардо да Винчи портрет или автопортрет.

- То есть художник и его творчество неотделимы друг от друга?
- Все идет сквозь призму твоего внутреннего самоощущения. Иногда вы пытаетесь что-то компенсировать. Так, если в детстве человеку не хватало сахара, он всю жизнь любит сладкое. Художник, когда пишет что-то, выражает суть отношения к предмету. И далеко не всегда это желание осознанное.

- Что такого должно быть в человеке, чтобы вы сказали: «Нет, я никогда ни за какие день писать его не буду»?
- Трудно сказать. Лет 15 назад я бы ответил с легкостью. Сейчас многие мои взгляды изменились, для меня интересен любой человек. Неважно, Гитлер это, Наполеон или Сталин. Возможно, это и пешки в большой истории, но они были. Сегодня я смотрю на них с иного ракурса. Я, конечно, не писал бы штампованный официальный портрет. Веласкес любил деньги и брался за портреты любых людей, но как великий художник он не мог не написать правды. Когда папа римский заказал ему свой портрет, Веласкес написал его. Но никогда при жизни, а потом, по завещанию папы, 100 лет после смерти этот портрет не выставлялся. Веласкес написал настоящего папу. Алчного, хитрого, жесткого, даже жестокого человека. Художник все равно выражает правду. Обычно портрет является неким ангелом-хранителем, если это не портрет Дориана Грея. В любом человеке есть порыв, полет, и художник может показать его. Портрет может стать стимулом, и человек захочет быть похожим на тот образ, который он увидит. Часто человек, даже злой, может увидеть в себе благодаря портрету то, что он в себе потерял. Начало всех тех прекрасных порывов...

- Как вы относитесь к людям, откуда возникла идея картины «Бумажные люди»?
- Есть субъективный подход. Что касается «Бумажных людей», это разные люди, это мы. Интерпретация может быть очень широкой. Каждый найдет свое. Главное - заставить человека думать, возбудить желание продлить работу мозга. Картина - это отправная точка, толчок. Нельзя объяснить намерения художника. Не люблю необъективных и глупых критиков. У каждого человека есть тайные мысли, которые являются его сокровенными. Но одно дело мысли, фантазия, а другое дело - реальность. Патологичен ли Достоевский? Человек разнообразен, он может неожиданно открыться. В принципе, мозг - это космос, он не имеет границ.

- Как, по-вашему, должен ли разум вмешиваться в творчество, гармонию алгеброй проверять нужно?
- Да. Иногда человек сам ставит себе барьер и не хочет идти дальше. Это его право, ему так удобнее. Нужно жить сегодняшним днем. Мне неважна манера письма. Есть люди, которые получили в 20 лет признание, и повторяют себя и в 30 лет, и в 40, и в 50, как бы создают свой стиль. Мне это скучно, я всегда меняюсь. Мне приятно, что мой альбом смотрят до конца, потому что не знают, что будет дальше. Все разные, но в этом разнообразии есть тоже свой стиль. Когда идет один голый человек, он запоминаем, но когда их 200... В разнообразии своя гармония. Можно написать сотни квадратов: белый, черный, желтый, но это все не Малевич. У любого художника есть различные периоды в творчестве, но если кто-то не идет дальше самого себя 20-летней давности, это не значит, что он не умеет. Просто он не хочет. Да и в другом случае. Пукирев написал одну картину, но она вошла в историю. Я никогда не рассматриваю что-то под углом критики, куда угодно можно влить ложку дегтя. Нельзя быть лауреатом Нобелевской премии во всем.

- Случалось ли сталкиваться с завистью, неприятием?
- Да. Были случаи, когда даже мои коллеги не приходили на мою выставку. В Ульяновске местные представители «Союза художников» в приказном порядке бойкотировали выставку, угрожая лишить мастерской любого, кто посмеет посетить «запретное место». Но ночью, по словам директора музея, они тайно приходили пообщаться с моим искусством. А после, при встрече, были довольно любезны по непонятным для меня причинам. Но есть правило игры: когда ты уже поднялся и стал недосягаемым, тогда меняется отношение и тобой начинают гордиться.

Светлана ЕЛЬНИКОВА